В ситуации исторических кризисов многие люди сталкиваются с невозможностью переживать и выражать эмоции, отказываются от необязательных трат и устанавливают другие самоограничения. Специалисты считают, что это можно расценивать как акт современного жертвоприношения — человек стремится сформировать реальность, на которую хотя бы как-то можно повлиять. Как это работает, объясняет психотерапевт Мария Фокеева

Философ Рене Жирар, автор концепции о природе коллективного насилия, годы своей молодости провел в оккупированной нацистами Франции. Семья Рене жила в Авиньоне, неподалеку от железной дороги, которая, будучи стратегическим объектом, подвергалась бомбардировкам союзнической авиации. Несколько бомб упало и рядом с домом Жираров.

Синтия Хэвен, автор биографии философа, пишет, что Жирар часто упоминал, насколько бесстрастным он оставался даже на фоне столь жутких событий: «Это не взволновало меня так, как должно было бы взволновать», — сказал ей как-то Жирар. «Однако впоследствии я призадумалась, — пишет Хэвен, — может, в таких обстоятельствах он просто не испытывал тех чувств, каких сам от себя ожидал, или тех чувств, которые испытывали, если верить их собственным словам, другие?» Хэвен задается вопросом: найдется ли на свете человек, чьи подлинные чувства совпадают с его готовыми представлениями о жизни?

Молчание и запрет на радость

В последние годы представления о жизни менялись и ломались неоднократно, начиная с пандемии, заканчивая вспышками военных конфликтов. Все чаще можно услышать истории, как люди отказываются вести свои страницы в социальных сетях, отказываются от развлечений, пусть даже и совсем незначительных, или перестают вести активную социальную жизнь: «Я забыл, когда покупал что-то для своего удовольствия, а не вынужденно, но сейчас что-то и не хочется», «Совсем нет желания что-то выкладывать в соцсети, когда столько людей сейчас страдает», «Не понимаю, как можно притворяться, что ничего не происходит. Как можно ходить в музеи или кафе, когда наша жизнь разрушается, а мы ничего не можем с этим поделать», «Мне стыдно развлекаться, когда такое происходит».

Молчание стало добровольным выбором множества людей, которые больше не представляют, как можно делиться своей повседневной жизнью. Кажется, что события частной жизни блекнут на фоне исторических потрясений. Фотографии или истории о мирной и беззаботной жизни выглядят нетактичными, а подчас и жестокими, кажется, что они причиняют боль тем, кто сейчас находится в эпицентре катастрофы.

Люди стремятся проявить эмпатию или испытывают чувства вины и стыда за то, что жизненная рутина с ее радостями и огорчениями заглушает страшные и трагические события, происходящие вокруг.

Реакция на собственные эмоции

Человек может ощущать, что он сейчас в лучших условиях, чем миллионы других людей, к которым он чувствует свою причастность, а также то, что он не имеет на это права. Или во всяком случае он не имеет морального права это показывать, что приводит к множественным внутренним противоречиям.

Противоречия в первую очередь связаны с тем, что человеческие чувства сложны и многомерны, особенно если они возникают как реакция на травмирующую или болезненную ситуацию. Человек может испытывать эмоции не только в отношении событий, но также и по поводу собственных эмоций. Исследователи называют такие переживания метаэмоциями. Психологи Мария Мичели и Кристиано Кастельфранки отмечают, что переживание метаэмоций ведет к усложнению психической жизни человека, а также способно влиять на его решения и поведение. Если человек стыдится своей радости, он может запретить себе радоваться. Особенно это остро проявляется, когда первичными реакциями на происходящие вокруг события являются ужас и боль. Человека захлестывает стыд, если он внезапно испытывает радость по отвлеченному поводу.

И здесь возникает парадокс, потому что, как утверждает психолог и терапевт Сюзанна Деггес-Уайт, человеку свойственно избегать отрицательных эмоций, в числе которых находится стыд. Психолог Райан Хоус отмечает, что среди людей, которые способны испытывать не только негативные переживания в условиях критических ситуаций, распространено ощущение собственной нравственной неполноценности.

Оба специалиста сходятся во мнении, что очень важно признать любые собственные переживания — как положительные, так и отрицательные, поскольку в них нет ничего безнравственного и оскорбительного. Напротив, положительные эмоции в периоды кризисов очень важны, ведь позволяя себе испытывать их, человек наращивает собственный ресурс. А имея ресурс, можно дать необходимую поддержку тем, кто действительно больше страдает в этот момент.

Невидимая эпидемия

Есть и другие причины, почему человек может испытывать стыд и вину за то, что он продолжает вести повседневную жизнь, когда вокруг страдают другие люди. Например, это может быть следствием моральной травмы.

Возможно, слово травма не вполне точно отражает перевод этого понятия с английского языка. Injury — скорее вред, чем травма, однако понятие все чаще переводят именно так. Это состояние подразумевает столкновение с ситуациями, которые противоречат ценностным и моральным убеждениям человека. Не обязательно быть непосредственным участником, моральную травму может пережить человек, ставший свидетелем такой ситуации, особенно в условиях невозможности никак на нее повлиять.

Характерными реакциями на переживание моральной травмы являются вина, стыд, отвращение и гнев, а также усугубляется стремление к социальной изоляции.

Среди исследователей нет единого мнения, является ли моральная травма частью посттравматического стрессового расстройства или все же является самостоятельным состоянием. Как отмечает издание Scientific American, моральная травма еще не включена в диагностические руководства, но активно формируется представление о том, что это состояние отличается от депрессии или ПТСР. На фоне пандемии COVID-19 и войн, вспыхивающих одна за другой, моральная травма стала невидимой эпидемией, которая затрагивает все больше и больше людей.

Специалисты утверждают, что особенно рискуют столкнуться с моральной травмой люди помогающих профессий. Осознание невозможности оказать помощь тем, кто сейчас страдает, даже не предлагает свидетелю какую-то моральную дилемму, оно просто делает жизнь свидетеля невыносимой.

Лора Кинкейд, работающая медсестрой в отделении интенсивной терапии, описывает свой опыт моральной травмы: «Я не только становлюсь свидетелем страданий, причиненных действиями других. Мне предстоит оставаться до конца с еще одной «плохой смертью» в отделении интенсивной терапии, виновником которой был кто-то другой».

Психолог Анна Харвуд-Гросс утверждает, что основным условием всех терапевтических программ по работе с моральными травмами, является готовность терапевта проработать переживания стыда и вины пациентов непредвзято, не вытесняя и не лишая их легитимности, поскольку моральная травма является подлинным переживанием, а не когнитивным искажением.

Стремление жертвовать

В ситуациях кризиса люди стремятся сокращать свои расходы, поэтому могут отказывать себе в том, что раньше доставляло им радость, по чисто экономическим соображениям. Однако некоторые рассматривают самоограничение как символическое жертвоприношение.

Социолог Геннадий Козырев пишет, что актом жертвоприношения люди пытаются устранить дисбаланс между собственными ожиданиями и неподконтрольной действительностью. Совершая этот акт, человек стремится обрести душевное равновесие — сформировать социальную реальность, на которую якобы можно влиять путем подношений или обмена дарами.

Отказ от шопинга, походов в кафе или даже в музеи можно рассматривать как жертву, которая если и не взывает к установлению порядка в мире, то хотя бы может облегчить моральные страдания человека от невозможности повлиять на ситуацию.

В качестве жертвы, конечно, может подразумеваться и буквально благотворительность. Как отмечает культуролог Оксана Мороз, «помощь другим в ситуации острого личностного и социального кризиса — это единственное, что может убедить, что ты не зря коптишь небо. И тут уже речь идет не об улучшении твоей жизни, а о сохранении ее экзистенциальной значимости, о сохранении себя посредством сохранения других».

Исследователи потребления как культурно-антропологического феномена отмечают, что приобретение чего-либо становится одной из форм символического обмена в современном обществе: «Риторическое возведение траты средств и времени индивида на приобретение того или иного блага в ранг «жертвования».

Хронический стресс как причина

Однако у отказа от приобретения с целью получения каких-то положительных эмоций могут быть чисто психологические основания: люди действительно перестают чувствовать радость. Такое состояние в психологии известно как ангедония. Оно характеризуется устойчиво низкой мотивацией и неспособностью испытывать удовольствие.

Джеки Келм, коуч, создавшая программу по поддержке людей с ангедонией, так описала свой личный опыт переживания этого состояния: «Я перестала покупать цветы, потому что не чувствовала их красоты, они вызывали у меня слезы. Я перестала слушать музыку, потому что она меня совершенно не трогала и вообще не интересовала».

Традиционно, ангедонию связывали с депрессивным расстройством, однако, как утверждает новейшее исследование в области нейробиологии, ангедония может быть связана с состоянием хронического стресса. В момент текущих кризисов эти выводы обретают особый смысл, поскольку ситуации неопределенности и нестабильности, к которым можно отнести вынужденную эмиграцию или жизнь в зоне боевых действий, являются причинами хронического стресса.

Специалисты сходятся во мнении, что противостоять ангедонии возможно только при обнаружении первопричины, будь то депрессия или хронический стресс.

Радость — это ресурс

Несмотря на огромное количество психологических и социальных аспектов, которые влияют на способность человека переживать положительные эмоции во время разного рода исторических потрясений, в рекомендациях специалистов красной линией проходит одна очень простая на первый взгляд мысль: все-таки постараться радоваться, потому радость дает ресурс, который помогает выжить.

Исследователи утверждают, что ресурс также дает осмысленная помощь другим, попавшим в тяжелое положение. Как отмечает психолог и социокультурный антрополог Елена Миськова, «помогая другим, человек может испытывать подъем энергии, продолжать жить, а не останавливаться. Также благотворительность делает человека не только живым и деятельным, но еще и соответствующим определенному образу: «полезный человек», «хороший человек».

Таким образом, помощь другим может способствовать разрешению внутреннего конфликта, выраженного в чувстве вины и стыда.